Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]
Он также убеждал себя, что видит призраков, когда с рюкзаком на спине один взбирался в горы и на высоте четырех тысяч метров наткнулся на следы самого большого медведя, которого когда-либо видел, на следы, где ясно были видны длинные кривые когти, прямо кричавшие, что это гризли.
Некоторые утверждают, что гризли уже вымерли, или почти вымерли. Это «почти» не сулило ничего хорошего. Одного гризли более чем достаточно: один гризли — значит всего на одного больше, чем человеку нужно.
Гималайский — совсем другое дело; человек его не трогает, и он сам, если это не медведица с медвежатами, тоже не обращает на человека внимания. Но гигантский горный медведь не знает других правил игры, кроме своих собственных: гризли берет все, что захочет, и страшен в гневе.
Он способен обогнать лошадь и одним ударом лапы прикончить пятилетнего быка. Разыскивая добычу вроде сусликов или кроликов, может одним движением лапы перевернуть камень, непосильный даже для двоих.
Когда люди ловят гризли или его родственника — большого алясского бурого медведя, то никогда, никогда не стреляют, разве что в воздух, иначе, как уверяют те, кто это испытал, будь ружье хоть максимального калибра, гризли все равно до вас доберется, а это — конец. Вот у Ната ружья и не было.
Все это пришло ему в голову, когда на горном склоне, высоко над границей леса, под завывание ветра он увидел те следы. До самого вечера тогда он не мог избавиться от желания оборачиваться во все стороны одновременно, а ночь, проведенная без сна в спальном мешке, была еще хуже; каждый ночной звук, каждое завывание ветра среди камней раздавалось как колокол тревоги, и сон, несмотря на усталость от тяжелого дня, все не приходил.
Когда он проснулся на рассвете и вылез из спального мешка на ледяной горный воздух, в первый момент и не думал о гризли, но тут же увидел невдалеке от места, где спал, его свежие следы. Огромный зверь, наверное, приходил посмотреть, что это за странное существо; несмотря на гигантские размеры, он был тих, как ночная тень; любопытный и ничего не боящийся, он, видимо, потом просто утратил интерес к Нату.
Нат так и не увидел того медведя, но никогда о нем не забывал. В эту минуту, сидя в своем тихом кабинете, он произнес вслух:
— Того человека в Башне я тоже не видел и, пожалуй, никогда не увижу, и может быть, он безвреден, но я этому ни на миг не поверю.
Нат собрался и позвонил Джо Льюису:
— Ну, как результаты?
— Мы не волшебники, — ответил Льюис. — Некоторые изменения придется ввести в компьютер и посмотреть, что случится, если произойдут замыкания здесь и перегрузка там, — то есть события, которых человек не ожидает, но которые нужно принимать в расчет. — После паузы он добавил: — Обычно ты так не нервничаешь.
— А сейчас — да, — ответил Нат. — И если спросите, почему, я не отвечу. Назовем это предчувствием.
Наступила небольшая пауза. Потом Льюис спросил:
— Когда стало известно об изменениях?
— Сегодня утром. Мне принес их Гиддингс.
— Откуда он их взял?
— Не знаю. Возможно, это стоит выяснить.
Номер Гиддингса в Башне не отвечал, и Нат позвонил в контору Фрэзи. Тот уже отправился на церемонию.
— Без виновника торжества оно не начнется, — сказала Летиция Флорес. — Шеф как раз в этот момент выводит свои тра-ля-ля.
Летиция свободно говорила на четырех языках и была исполнительна, как компьютер Джо Льюиса.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Мне нужен Гиддингс. — Не знаете, где он?
— На Третьей авеню, в баре Чарли, — Летиция дала ему адрес. — А еще?
— Если позвонит, — сказал Нат, — передайте, что я его искал.
— Я должна ему сказать, зачем?
Как ни странно, подумал Нат, это ни к чему. На эту проблему они с Гиддингсом, при всех своих предыдущих разногласиях, смотрят одинаково.
— Он и так знает, — сказал он.
Он снова шел пешком, не испытывая никакого напряжения, не ощущая усталости, как будто непрерывно нараставшее нервное напряжение прибавляло ему сил. На этот раз он внимательно смотрел по сторонам.
Третья авеню здорово изменилась за последнее время. Нат уже не застал надземку, которая шла когда-то по Бауэри, и, как ему рассказывали, становилась в летние ночи любимым аттракционом, потому что в открытых освещенных окнах домов проходила пестрая панорама жизни, в том числе такие события, которые обычно не выставляют напоказ. Но именно за несколько последних лет перемены на Третьей авеню как будто ускорились, и то, что было когда-то людским муравейником, превратилось в нежилые конторы и высокие небоскребы, тротуары заполнились людьми ниоткуда, людьми торопливыми, людьми, которые сюда попадают только мимоходом. Вроде него.
Бар Чарли был остатком «давно прошедших дней»: качающиеся двери с названием, гравированным на толстом стекле, массивные стойки и боксы со столиками из темного дерева, запах дыма трубок и сигар и негромкие мужские голоса. Это был бар, где гостей знали и где человек все еще мог спокойно скоротать вечер за кружкой пива и дружеской беседой. Если бы там оказалась Зиб, то при всей эмансипированности ей бы захотелось немедленно выбраться наружу, хотя никто не позволил бы себе даже намека на то, что ей там не место.
Гиддингса он нашел у стойки, со стаканом виски и непочатой кружкой пива, за дружеской беседой с барменом, опиравшимся локтями на пульт.
Гиддингс не был пьян, но в глазах его уже появился хмельной блеск.
— Ну, ну, вы посмотрите, кто к нам пришел, — сказал он. Ты что, заблудился, что ли?
— Умнее ничего не скажешь, Уилл? — Нат повернулся к бармену: — Мне тоже пиво, но без виски. — И снова к Гиддингсу: — Пойдем лучше в бокс. Нужно поговорить.
— О чем?
— Не догадываешься? Я говорил с Джо Льюисом. Его люди засели за компьютеры. В городе я встретился с парнем по фамилии Браун.
— Тим Браун? — Гиддингс насторожился.
Нат кивнул. Взял кружку с пивом и полез в карман.
Гиддингс сказал:
— Нет, это за мой счет. — Соскользнул с табурета. — Чарли Макгоньи. — Нат Вильсон. Мы будем в угловом боксе, Чарли. — И с посудой в руке двинулся вперед.
Пиво было хорошим — холодное, но не ледяное, и мягкое.
Нат сделал большой глоток и отставил кружку.
— При чем тут Тим Браун? — спросил Гиддингс. Пива, стоявшего перед ним, он не замечал.
Все это начинало звучать как затертая пластинка, слова словно утратили свое значение. Нат хотел бы, чтобы это соответствовало действительности.
— Слишком много ошибок, — сказал он. — Вы ведь инженер. Должны понимать. Если что-то случится, тут же должны начать действовать системы безопасности, которые мы предусмотрели в проекте. Он помолчал. — Но что, если их не установили? Или если они не функционируют, потому что пожарные или строительные инспекторы смотрели сквозь пальцы?
Гиддингс встряхнулся, как пес, вылезающий на берег.
— Это вполне возможно, — сказал он. — Но если вы были у Тима Брауна, значит, боитесь пожара. Почему?
Слова Берта Макгроу о зданиях, над которыми висит злой рок, не шли у него из головы, хотя он всячески пытался от этой мысли избавиться.
— Все изменения касались только электрооборудования, — сказал Нат. — И ста десяти вольт хватит, чтобы расплавить сталь. Я в этом убедился, когда сунул нож в тостер и устроил короткое замыкание.
Гиддингс едва заметно кивнул. Он не сводил глаз с Ната.
— А мы используем в Башне тринадцать тысяч восемьсот вольт, а не сто десять…
— Вы думаете о том типе, что катался в лифтах? — Гиддингс задумался. — Но почему? Ради всего святого, скажите мне, почему?
— Не знаю. — Нат не был магом, но предчувствие, которое почти перешло в уверенность, не отпускало. — Вы здоровенный парень, — сказал он, — вам приходилось когда-нибудь подраться в баре?
Гиддингс усмехнулся, но невесело:
— Случалось раз-другой.
— А не было ли это потому, что какой-нибудь упившийся сопляк пожелал продемонстрировать свою удаль и выбрал вас как самого здорового мужика в заведении?
Гиддингс снова задумался:
— Продолжайте.
— Я не знаю, что происходит, — сказал Нат. — Я архитектор. Еще я знаю толк в лошадях, в походах в горы, в горных лыжах и, вообще, в реальных вещах. Но в людях я не очень разбираюсь.
— Продолжайте, — повторил Гиддингс.
— Я не паникер, — сказал Нат. — Но что бывает, когда кто-то отчаивается привлечь наконец внимание к своим проблемам? Он ведь может прийти к выводу, что единственный выход — бомба, и куда он ее подложит?
В самолет — да, это вызовет большой шум, но ведь в маленькие самолеты никто бомб не подкладывает, только в какой-нибудь огромный сверкающий лайнер.
Или в аэровокзал, где полно людей и который знает весь мир, безусловно, не в аэровокзал Тенерборо или Санта-Фе.